Герт Хайденрайх (родился в 1944 году) – журналист, поэт, драматург и прозаик – принадлежит к той категории западных левых литераторов, которых принято именовать ангажированными. У этого термина много литературоведческих толкований, но суть его, наверное, проще и точнее всех определил поэтической формулой Гюнтер Айх, призывавший писателей быть «не смазкой, а песком в механизме».
Подобно тому, как человек, если согласиться с Бюффоном, — это стиль, так писатель – это позиция. Писатель без позиции, держащий нос по ветру, — уже безлик, уже заведомый нуль, как бы искусен он ни был в обращении со словом. В этом смысле написанное Хайденрайхом может нравиться или не нравиться, волновать или не волновать, но в чём его нельзя упрекнуть, так это в отсутствии своего лица, своей позиции – нравственной и гражданской.
Эта повесть выстроена, в сущности, на одном образе, на одной метафоре, взятой из Екклесиаста: «Всему своё время, и время всякой вещи под небом… Время разбрасывать камни и время собирать камни». Хайденрайх материализует эту метафору, сужая её общий, универсальный смысл до конкретной проблемы – преступления и наказания, греха и искупления – и выводя из неё сюжет. Камни у него подбирает та, чью судьбу можно назвать обыкновенной европейской историей: французская крестьянка Виолетта, полюбившая в конце войны немецкого дезертира Хайнца Ульриха, а потом, многие годы спустя, уже, будучи его женой, узнавшая, что тот был причастен к гибели её брата-партизана… Сломленная внушённым себе сознанием неискупленной вины перед смертью брата и перед мужем, погибшим будто бы от её руки, Виолетта воспринимается автором, ищущим свой идеал нравственности, как олицетворённая душевная непорочность, как святая. В финале повести он, поначалу лишь из любопытства заинтересовавшийся историей Виолетты – странноватой старухи, беседующей с камнями на морском берегу, — объявляет себя её учеником и, подобно юноше из «Учеников в Саисе» Новалиса, полностью меняет свои ориентиры, отправляясь на поиски новых нравственных начал…
Возможно, в сюжете хайденхайровской повести и есть некоторая сконструированность, туман немецкой метафизичности, но нет в ней и грана того, что зовётся литературщиной. Ибо всё то сложное сплетение обстоятельств, составляющее фабулу повести, продиктовано очевидным желанием автора не расцветить свой рассказ, не драматизировать его искусственно, а как можно полнее насытить его значимыми штрихами нашей эпохи, где время неделимо и всё существует как бы в одной исторической плоскости: и фашизм, и война, и ядерные ракеты, и жертвы той войны, и те, кто о ней хочет забыть, и те, кто, чувствуя себя заложником атомного Молоха, не зная её, помнит о ней вечно…
Действие повести в той же мере реально, в какой и условно, что позволяет уподобить её притче – притче о современном мире, в котором моральные и этические ценности относятся уже не к области «спасения души», а непосредственно к области спасения ЖИЗНИ, спасения человеческой цивилизации.